Украденный полк

После Дня Победы прошла уже почти неделя, однако в обществе не утихают дискуссии об акции «Бессмертный полк». С одной стороны, в ней приняло участие рекордное число россиян — сотни тысяч человек, но с другой — споры ведутся о том, не пытается ли власть приватизировать (или даже украсть) подлинно народную инициативу. Споры эти, впрочем, кажутся довольно запоздалыми — власть уже сделала это, и теперь можно лишь наблюдать как «Бессмертный полк» будет превращаться в бездушный казенный ритуал.


Фотография с официального сайта Кремля

То, о чем общественность спохватилась только в этом году, начало происходить еще два года назад — когда «Бессмертный полк» только-только начал набирать популярность. В 2013 году в Екатеринбурге уже разразился локальный скандал, когда на шествии горожан с портретами ветеранов вдруг появились люди с символикой «Единой России». Более того, фотографии с того «Бессмертного полка» вскоре появились в предвыборной газете единороссов. При этом никакого отношения к организации акции партия тогда не имела.

Скандал быстро сошел на «нет», растворившись в других предвыборных страстях того года, но уже тогда стало понятно — власть не оставит «Бессмертный полк» в покое. Акция, в которой тысячи человек по своей воле проходят по центральным улицам города, просто не может остаться без внимания государства (в его нынешнем российском виде). А у государства, каким мы имеем его в наличии, есть только две основные модели реакции на что-либо чуждое ему — либо запретить, либо украсть. С «Бессмертным полком» по очевидным причинам (трудно было бы запрещать портреты ветеранов) выбран второй вариант. «Бессмертный полк» украден, и вернуть его назад уже будет нельзя.

Интерес власти в этом случае совершенно понятен. «Бессмертный полк» позиционируется как акция народной памяти, и нет более удачного канала для манипуляции сознанием, чем коллективная память. Более того, не взяв под контроль эту память, невозможно будет контролировать в полной мере и сознание общества. Память же по своей природе ненадежна, избирательна, и у человека всегда есть с ней эмоциональная связь — так что сыграть здесь на чувствах, выдать идеологическую картинку за реальные воспоминания довольно легко.

Что, собственно, и происходит. Если раньше мы просто помнили о своих предках, участвовавших в войне, то теперь мы делаем это под руководством и предводительством власти — символически это закреплено московским шествием во главе с Владимиром Путиным. Это не было шествие Путина с народом, это было шествие народа за Путиным, просто потому, что по-другому в России теперь быть не может.

Так что сейчас довольно легко представить, что будет с «Бессмертным полком» в ближайшие несколько лет. Уже в этом году губернаторы, которые не вышли на эту акцию, подверглись критике. Следовательно, в следующем году они все как один возьмут в руки портреты ветеранов и пойдут во главе многотысячных колонн в областных центрах.

Зная природу российского чиновничества, нетрудно догадаться, что губернатор пойдет не в одиночестве. Десятки бюрократов, которые в обычный день не могут приблизиться к главе региона и уж тем более попасть с ним в один кадр, тоже возьмут портреты родственников и выстроятся вокруг губернатора. Получится бюрократическая колонна, наподобие той, что бывает ежегодно на первомайских демонстрациях, которые, как теперь уже мало кто помнит, когда-то тоже были стихийными акциями солидарности простых рабочих.

При этом чиновник, как правило, не верит в народ и сомневается, что тот может сделать что-то по своей инициативе. Так что где-то за неделю-другую до «Бессмертного полка» в его голове родится подозрение — а вдруг люди не придут, вдруг разъедутся по дачам, и колонна получится не такой уж внушительной, как в прошлом году или как в соседнем регионе? Велик страх опозориться и перед губернатором, и перед федеральным начальством. И тут чиновник пустит по подведомственным учреждениям разнарядку: организовать 9 мая явку на акцию «Бессмертный полк» в количестве тысячи человек.

И получится вот такое шествие — во главе губернатор или мэр, следом за ним многочисленная свита, за ними обязательные казаки, спортсмены и даже, возможно, священники, затем дружные колонны свезенных на автобусах бюджетников, и только следом, в самом хвосте, некоторое количество тех, кто действительно решил вспомнить участвовавших в войне родственников. Так работает российская власть, и никакого другого продукта она в принципе произвести не может.

Наверное, всё это не значит, что про «Бессмертный полк» нужно окончательно забыть и впредь игнорировать его — каждый в этом случае должен поступать так, как велит ему совесть, не оглядываясь на разнарядки и общественные дискуссии. Но ясно, что живой памяти под сапогом государства быть уже не может — а это значит, что, скорее всего, через год-другой народ придумает новую акцию, которая бы давала этой памяти жить. И история повторится.

Алексей Шабуров