Путин, Зюганов, Жириновский: история одного дискурса

Все, что декларирует, реализует и эксплуатирует сегодня президент Путин, весь его нынешний дискурс — это тот самый эклектичный идеологический багаж, с которым сквозь все 90-е годы ехали Зюганов и Жириновский. Весь вопрос в том, зачем нынешней политической системе нужны сами эти персонажи из прошлого и есть ли у них хоть какое-то будущее?


Фотография РИА Новости

«Прежних времен усобицы»

Нынешняя политическая система России, как и сам Владимир Путин, родом из 90-х. В этом — многие ее проблемы и недостатки, оттуда же весь ее инструментарий и технологии. Попробуем схематично реконструировать эту самую политическую систему 90-х годов.

Ельцин и то, что называлось властью тогда, опирались на две электоральные группы — либералов всех мастей и лоялистов. Не будем сейчас рассуждать, какие это были либералы и были ли это вообще либералы. Важно, что их было не так много, чтобы их голосов хватало для легитимации власти.

Более значительная группа — лоялисты, то есть та часть населения России, которая склонна к компромиссам и готова поддерживать любую власть просто потому, что она власть. Сюда относятся чиновники, члены их семей и просто конформистски настроенные граждане. Именно с этими категориями людей работала тогдашняя партия власти «Наш дом — Россия». Исключением стал звездный для Путина 1999 год, когда политическая элита страны разделилась на две партии власти — «Единство» и «Отчество», но раскол элиты напугал тогда саму элиту сильнее, чем что-либо, а потому он был очень быстро преодолен.

Главной проблемой ельцинского режима была его неориентированность на две большие электоральные группы, находившиеся к нему в оппозиции. Ельцинский режим испытывал постоянный страх от того, что эти группы могут каким-то образом выйти из-под контроля и дестабилизировать ситуацию. Это вполне объяснимо, учитывая ситуацию 1993 года, которая для самого Ельцина и его окружения навсегда осталась примером политического кризиса.

Что же это за электоральные группы? Первая группа — это люди, ностальгирующие по СССР. Вторая группа — это граждане, условно разделяющие весь спектр националистических и шовинистических идей.

Хочу сразу внести поправку: с тех пор многое изменилось, в том числе и в этих группах. Например, националисты 90-х больше тяготели к авторитаризму и социализму, а ностальгирующие по СССР в основном представляли собой старшие поколения — это прежде всего те самые «бабушки», на работе с которыми строилась вся тогдашняя выборная система.

Остро ощущая необходимость как-то контролировать оппозиционный сегмент электората и в силу ряда обстоятельств не желая делать это публично и непосредственно, ельцинское окружение нашло способ эффективно контролировать протестно настроенную часть избирателей.

«Слив протеста»

Целенаправленно или случайно, но в 90-е годы ельцинский режим нашел двух базовых партнеров для политического оперирования на враждебном для себя электоральном поле — КПРФ и ЛДПР. Несмотря на декларируемую оппозиционность, обе эти структуры де-факто все время занимались тем, что сейчас называется «слив протеста».

В этой связи нельзя не вспомнить президентские выборы 1996 года, когда Зюганов действительно мог бы если и не выиграть выборы, то хотя бы инициировать их оспаривание в публичном пространстве (в стиле Майдана, например, в 1996 году в России это было вполне реально). Но Зюганов признал итоги выборов и тем самым заслужил себе почетное и безопасное место в системе власти, которое он занимает до сих пор.

Жириновский же вообще никогда ни на что серьезно не претендовал, но своей деятельностью раз за разом абсорбировал и парализовывал националистически и шовинистически настроенные массы избирателей — без какого-либо вреда для всей системы.

Важно отметить, что обе партии при пристальном рассмотрении их теории и практики очевидно не являются тем, что сами о себе сообщают.

И Зюганов, и Жириновский как политические лидеры сформировались в тусовке ранней российской оппозиции 1991—1993 годов, когда все антиельцинские силы — от монархистов до радикальных коммунистов — ходили на одни митинги. Партий было много, и ничто тогда не предвещало триумфа этой пары, пока не наступил роковой 1993 год. После расстрела парламента самые яркие вожди той оппозиции оказались сметены с политической сцены, а их наследие оперативно приватизировали как раз Зюганов с Жириновским. Именно из этого странного периода русской истории и проистекает вся идеологическая мешанина современной политики.

Зюганов с самого начала позиционировал свою Коммунистическую партию как авангард «народно-патриотических сил» и не гнушался иметь дело с лозунгами и силами, которые по всей логике противоположны коммунистической идеологии — православными националистами, борцамим с масонами и еврейским заговором и т. д. Тем не менее, мотором всей политической карьеры Зюганова можно и нужно считать именно бренд Компартии, на который работали 70 лет советской истории.

У Жириновского никакого исторического бренда не было, но он (как говорят, не без помощи определенных сил в позднесоветском руководстве) сам стал брендом, причем универсальным. Даже по названию его партии понятно, на каком поле он пытался играть изначально. Однако внедриться в демократическое движение (которое вдруг стало партией власти на несколько лет) он не смог и тут же перешел на радикально-националистические позиции, точнее сказать — на использование национал-шовинистического дискурса.

После 1993 года у него практически не было конкурентов в легальном поле и он аккумулировал весь тот шовинистически настроенный электорат, который по каким-то своим причинам не был готов признавать коммунистов. Для антикоммунистов Жириновский изображал эдакого буржуазного националиста, который мог при случае еще и обрушиться с думской трибуны на зюгановцев и гарантировал, что никакой единой антиельцинской «красно-коричневой» оппозиции никогда не будет.

В рамках вышеописанной системы, все антиельцински настроенные избиратели были обречены вечно выбирать или зюгановскую ностальгию по СССР с православием, или эклектичный национализм и разглагольствования о порядке и величии России в исполнении Жириновского.

Три источника и три составные части

Как мы сказали в начале, нынешняя система существует с 90-х, и Путин, как ее порождение и воплощение, до сих пор смотрит на ситуацию в стране именно через призму этой системы. Оттуда же он берет все свои рецепты и идеи (говоря о Путине, имеется в виду и его окружение, конечно же). Все свои представления о политике, о том, что хотят избиратели, что популярно и что нет, что вообще «пипл хавает» Путин вынес или из советского опыта, или из опыта участия в постсоветской политике (между прочим, он курировал в Петербурге отделение НДР и был в курсе всей этой запутанной игры с распределением ролей между властью и «оппозицией»).

Введение Путина в большую игру в 1999 году было организовано с учетом всего накопленного правящей элитой опыта. Ельцину искали такого преемника, который сможет хоть как-то работать и с оппозиционным электоратом. На первых порах Путин отлично с этим справлялся.

Весь свой первый срок Путин честно пытался играть на унаследованном от Ельцина умеренно-либеральном и лоялистско-центристском поле, лишь осторожно заигрывая с шовинизмом и советской ностальгией. Все это позволило ему в 1999—2000 годах стать лидером страны в полном смысле слова. Либералы считали, что он будет и дальше проводить прежнюю политику, но при этом, в отличие от Ельцина, способен влиять на ранее оппозиционные группы и потому навсегда закрыть тему советского реванша. Зюгановский и жириновский электорат «ловили сигналы» и поддерживали Путина, безотносительно своих партийных предпочтений.

Постепенно, с укреплением режима личной власти, прагматизм первого путинского срока сменился авторитаризмом второго — и вот тут либеральная составляющая электората стала все больше игнорироваться. Возможно, потому в конце-концов и был выдвинут Медведев, что Путин сам не мог и не хотел уже даже изображать либерала. Сам же Путин все явственней смещался в сторону зюгановско-жириновского электората и явно чувствовал себя в своей среде именно с этими людьми.

Проблема, однако, в том, что, презирая либерализм, Путин совершенно чужд и каким-либо другим идеологиям — на фундаментальном уровне. Его представления о патриотизме, величии страны и т. д. взяты вовсе не из каких-то долгих раздумий о судьбах нации, а как раз из того набора популярных лозунгов антиельцинской оппозиции, которые он помнит с 90-х. Все то, что тогда вызывало ужас у Ельцина и Собчака и считалось позицией той части населения, которую надо обманывать, отвлекать и раскалывать, Путин стал использовать сам — но уже в положительном смысле. Поэтому и его просоветская ностальгия, и его шовинизм отдают вторичностью и откровенной синтетичностью.

Между прочим, не прошла даром и школа НДР. В трудной ситуации 90-х какие-то умные люди привнесли в унылую программу партии Черномырдина один тезис, который Путин хорошо усвоил и фактически провозгласил главным лозунгом своего правления: стабильность!

Таким образом, совершенно очевидны три источника и три составные части современного путинизма: советская ностальгия, приправленная православием (зюгановщина 90-х), шовинистическая демагогия (Жириновский 90-х) и черномырдинская «стабильность».

В таком алхимическом синтезе, если рассуждать в логике 90-х, действительно кроется ключ к успеху — даже в тогдашней думе КПРФ плюс ЛДПР плюс НДР составляли очевидное большинство. Однако при таком альянсе возникает проблема: когда три разные идеологии сходятся в одном конкретном человеке, часть идеологически мотивированных избирателей отходит в сторону.

Новые обстоятельства

Проблемы «Единой России» на думских выборах 2011 года продемонстрировали утрату Питным и ассоциированной с ним партией контроля за идеологически мотивированными частями электората и возникновение тех самых «новых недовольных», которые вообще никак не были предусмотрены в политической системе 90-х.

Либералы оказались полностью потеряны для Путина — и это было все-таки ожидаемо и даже где-то облегчало взаимодействие с остальной частью избирателей (которых Зюганов и Жириновский все 90-е учили ненавидеть именно либералов), но неожиданным стала утрата части лоялистского электората.

Возможно, кстати, что Медведев во главе «Единой России» должен был вернуть Путину хотя бы часть либерального электората и восстановить консенсус 1999—2001 годов. Надо ли говорить, что реальный эффект оказался прямо противоположным!

Но взамен ушедшим либералам и лоялистам Путин получил нечто новое — ностальгирующих по СССР людей молодого и среднего возраста, которые, по сути, не помнят ничего о той жизни и черпают представления о ней из путинской же ностальгической пропаганды. В отличие от своих дедушек и бабушек, эти люди, восторгаясь СССР, не испытывают никакого пиетета к КПРФ. Парадоксальным образом, для них символом славного советского прошлого является именно Путин, а вовсе никакой не Зюганов и не компартия.

Сюда же примыкает шовинистический сегмент молодого электората, который за последние годы привык слушать официозные истерики о возрождении Родины и склонен считать лидером национального возрождения и выразителем своих шовинистических чаяний совсем даже не Жириновского, а все того же Путина.

С другой стороны, развитие альтернативных коммуникаций привело к кристаллизации идеологически мотивированного националистического электората, который ни при каких обстоятельствах не готов голосовать за ЛДПР с одной стороны, но и не доверяет Путину — прежде всего из-за его прокавказской политики.

Этот же процесс привел к появлению «новых левых», которые при всех своих социалистических симпатиях отнюдь не готовы голосовать за православный сталинизм Зюганова, но и Путин им тоже не нравится тем, что он и теоретически, и практически является сторонником государственно-монополистического капитализма.

Добавим сюда пресловутых «возмущенных горожан», чьи претензии к Путину мотивированы иначе — и картина дивного нового мира будет полной.

Сегодня можно констатировать, что вся политическая конструкция 90-х окончательно рухнула — и идеологически, и организационно. В любом случае, ее приемы уже не работают и продать, условно говоря, Жириновского молодым националистам уже никак не получается.

Но Путин этого не хочет замечать. Или же, здраво взвесив свои реальные возможности, просто решил пойти другим путем и взял курс не на диалог с утраченными частями своего электората и новыми группами избирателей, а на дальнейшее поглощение электората Зюганова и Жириновского.

Возможно, для него лично это единственно возможное решение: в роли возрождателя России и оплакивателя СССР он явно органичнее, чем в тоге либерального политика. Кроме того, за 20 лет он хорошо освоился в этом дискурсе, а на седьмом десятке взять и переучиться довольно сложно, особенно когда процесс «бронзовения» практически завершен и хор подхалимов мешает услышать даже самые доброжелательные критические замечания.

В практическом смысле сейчас мы видим фактическое «переселение» Путина в электоральную зону КПРФ и ЛДПР. Раньше он довольствовался отщеплением части электората этих партий и присоединением их к своему центристскому электорату. Сейчас же, по описанным выше причинам, ему нужен весь их электорат — потому что теперь он становится ядерным электоратом самого Путина, за исключением лишь самых маргинальных слоев, которые итак неизбежно уйдут или к крайне правым, или к крайне левым.

Отсюда, возможно, и проистекает идея Народного фронта. Все-таки «Единая Россия» создавалась и существовала как центристская партия, которая на первых порах брезговала жириновщиной и зюгановщиной и упирала на стабильность. Когда-то КПРФ привела в думу работягу Шандыбина — и на его фоне фракция ЕР смотрелась тусовкой либералов-западников. Сейчас работяга Трапезников — это власть, а благопристойные зюгановцы — оппозиция. Почувствуйте разницу!

«Скрипач не нужен!»

В такой ситуации встает вопрос — а зачем вообще нужны эти партии теперь и нужны ли они власти вообще?

Если при Ельцине они утилизировали голоса недовольных властью, то сейчас они фактически отнимают голоса у Путина и его партии (пусть потом и голосуют как надо, но это уже другой разговор). Недаром лидер созданного Путиным спойлера КПРФ Миронов уже прямо говорит о вступлении в ОНФ.

Можно, конечно, возразить, что Зюганов и Жириновский — тертые калачи, и так просто не сдадутся. Тем не менее, растворение двух старейших партий России в ОНФ представляется вполне реалистичной перспективой, особенно в свете очевидной сервильности ЛДПР и КПРФ в нынешней думе, где позорной практикой стало внесение самых одиозных законопроектов сразу всеми фракциями.

Положа руку на сердце — а почему бы Жириновскому на старости лет не продать свой семейный бизнес Путину? Физически он уже явно не способен «зажигать» так, как в молодости. Партию надо куда-то «сливать» — при чем если не продать ее сейчас, то потом будет уже нечего продавать: избиратели-то разбегаются! Путин с Жириновским вполне могут договориться: Жириновский уходит на политическую пенсию миллиардером (с возможностью заседать в СФ), напоследок полностью слив свою партию и остатки электората под ОНФ.

Зачем нужна Путину партия, будущее которой столь сомнительно? Ну хотя бы для солидности и легализации будущих победных процентов ОНФ — мол, а куда же делся электорат патриарха российской политики Жириновского? Да вот сюда, к нам, он же призвал! А ругать в своем стиле оппозицию Жириновский вполне может и из сенаторского кресла, почему нет?

С Зюгановым сложнее, все-таки в КПРФ еще остается прослойка идеологически мотивированных граждан. Однако, читая сводки с мест, остается стойкое ощущение, что от таковых методично избавляются, заменяя их выходцами из тусовки Кургиняна или откровенными приспособленцами.

Кургинян, кстати, занимается очень важным делом — он фактически изготовил для Путина идеологию, которая на 90% состоит из той самой зюгановской мешанины, только вот там нет места для самого Зюганова и его партии — объединяться и сплачиваться в деле возрождения СССР, по этой версии, надо вокруг Путина!

Так что если Зюганов и не вольется в путинский фронт сам, то как минимум позволит увести туда значительную долю своего электората. Оставшихся избирателей (прежде всего, старших возрастных групп, для которых сам бренд компартии уже давно значит больше его фактического содержания) он будет контролировать до последнего, проклиная «белоленточников» и делая все, чтоб голоса этих людей ни при каких обстоятельствах не достались настоящей оппозиции к власти. В технологическом смысле, это даже полезнее, чем полное слияние с ОНФ.

Таким образом, к следующим думским выборам власть подойдет в еще более неприглядном виде, чем это было в 2011 году. Наученная горьким опытом, она, скорее всего, будет именно такой, какой она показал себя зимой 2012 года — брызжущей кургиняновской пеной и прикрывающей свою олигархическую природу специально отобранными горлопанами из «трудяг и работяг», агрессивной, злобной и жестокой.

Путину больше не нужны ни союзники, ни партнеры, ни изощренные схемы. Для легитимации его бессрочного правления ему нужно абсолютное большинство в парламенте, причем не достигнутое компромиссом с кем-то, а его и только его.

Поэтому к выборам новой думы, когда бы они ни были, будут допущены только занявший собой почти все легальное политическое пространство ОНФ и откровенно спойлерные партии из обоймы Богданова. Как именно это можно сделать практически — вопрос второй, но вполне решаемый в нынешней системе, где любой закон можно изменить так, как удобно власти именно сейчас.

Федор Крашенинников