Год после трагедии: что изменилось?

С той трагической утренней минуты, когда первый самолет вошел стрелой в бетонную башню Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, мир уже никогда не будем прежним. Он изменился неузнаваемо, необратимо.

Это - мнение первое, с которым приходится сталкиваться после событий 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке. Мнение второе - мир изменился, но незначительно. Вспомним: сразу после террористической атаки миллионы людей клялись себе, что никогда не полетят на самолетах, а теперь летают, причем некоторые авиалинии опять подают в салонах железные вилки и ножи.

Через год после трагической даты мы все еще расходимся в оценках случившегося, будь то на уровне геополитики или обывательского сознания. Возможно, правы и те, и другие. Мир действительно изменился, но пласты этих сдвигов проходят не там, где мы первоначально ожидали их увидеть.

У американцев, конечно, есть все основания не узнать сегодня Америку. Страна изменилась прямо с ее главы. Год назад позиции Джорджа Буша считались слабыми, если не шаткими. Президент как бы неуверенно восседал на краешке кресла в своем Овальном кабинете. Его рейтинг оставлял желать много лучшего.

Ничего общего с этим - в настоящее время. Джордж Буш преобразился. После 11 сентября президент стал в глазах нации не менее, чем живым символом той небывалой со времен Второй Мировой войны волны патриотизма, которая нахлынула на Америку.

Буша нередко сравнивают ныне с Черчиллем. Имеется в виду бесстрашная позиция британского лидера в годы, когда Западная Европа предпочла смириться перед лицом гитлеровского нашествия.
Если не произойдет чего-то непредвиденного, Республиканская партия может потерять несколько мест на ноябрьских довыборах в конгресс, но мало кто рискнет усомнится в шансах самого Буша быть избранным на второй срок в 2004 году. Сейчас он самонадеян, как никогда.

Эти настроения распространились на все Соединенные Штаты, особенно на их правящую элиту. До 11 сентября среди республиканцев набирал силу изоляционизм. Америка, упоенная статусом единственной сверхдержавы, лениво отмахивалась от того, что казалось ей мелкой, незначительной суетой вокруг попыток организации глобальных усилий. Скажем, от Киотского протокола по ограничению выброса парниковых газов или от Международного суда по уголовным делам.

США как бы добровольно отчуждали себя от мира. Замыкались в собственном величии.
После 11 сентября на смену изоляционизму пришла воинствующая односторонность американской политики.
Да, международная антитеррористическая коалиция - вещь хорошая, порой необходимая, но все-таки единоличную ответственность за спасение мира от новой угрозы несут Соединенные Штаты, полагает элита этой страны. И американцы, по ее убеждению, не будут распылять силы на всякие там многосторонние конструкции, а попросту крепко возьмут мир «за воротник» и спасут его. Кто может победить международный терроризм, так это - только Соединенные Штаты, полагают американцы.

Такой образ мыслей правящей вашингтонской элиты парадоксально перекликается с памятными обвинениями «американского империализма», исходившими от СССР. Сегодня сонмы американских комментаторов всех политических оттенков с гордостью определяют Америку как современную империю, долг которой защищать планету, а, может быть, и управлять ею.

«Империя наносит ответный удар» - это уже не по Джорджу Лукасу и не на киноэкране. Это - по Джорджу Бушу и в жизни.

Если в американской политике воцарилась воинствующая самонадеянность, то экономика США качнулась в противоположном направлении. Руины нью-йоркских башен придавили авиационную и страховую индустрии, что вызвало развитие кризиса по принципу падающих домино. Экономическая неуверенность породила тягу к пристальному анализу деятельности американских корпораций. Инвесторы хотели знать, выдержат ли их фирмы возможное повторение сентябрьского шока.

В результате компании «Энрон» и «Уорлдком», процветавшие до 9 сентября, когда никому дела не было до их отчетов, были разоблачены, как «малины» для мошенни