Глубинный народ в действии: от сквера в Екатеринбурге до «дела Голунова»

За неполный месяц Россию сотрясли два громких общественных протеста — против строительства храма в екатеринбургском сквере и против ареста журналиста Ивана Голунова. В обоих случаях власть оказалась растерянной. Реакция общества была непредсказуемой и неожиданной — как будто в действие вступил тот самый «глубинный народ», которым нас пытался пугать Владислав Сурков.



При всей несхожести поводов у протестов в сквере и у реакции на задержание Голунова много общего. Информация про оба события разнеслась мгновенно и в тот же самый день привела к уличным акциям. В Екатеринбурге это собрание людей в сквере, закончившееся сносом забора. В Москве — одиночные пикеты журналистов на Петровке, 38.

И в том, и в другом случае общество продемонстрировало консолидацию, которой от него никто не ожидал. В Екатеринбурге против строительства храма в сквере выступили даже многие православные. В защиту Голунова высказались не только «оппозиционные» журналисты, но и представители вполне лояльных изданий.

Но поразительное сходство есть не только в действиях общества. Власть тоже в обоих случаях действовала одинаково — и не вполне адекватно ситуации.

И тут, и там власть сделала что-то, что делала неоднократно. Поставить забор на месте спорной застройки — обычное дело. Задержать человека с наркотиками при неоднозначных доказательствах — тоже будничный сценарий для российской правоохранительной системы.

До недавних пор такие действия не вызывали серьезных протестов — в лучшем случае локальные, которые легко было преодолеть. Но на этот раз всё пошло не так. Общество отказалось мириться с тем, что делает власть.

Столкнувшись с первыми протестами, власть не отступила, а решила еще сильнее поднажать. В Екатеринбурге во второй день протестов в сквер вывели ОМОН. В деле Голунова на второй день журналисту было предъявлено обвинение, предусматривающее до 20 лет лишения свободы, а в московской больнице у него не нашли повреждений.

Но выяснилось, что и под усиленным давлением общество не отступает. Напротив, действия властей только усиливают ответное сопротивление. Хорошо было видно, как после каждого заявления чиновников или полицейских общественная кампания набирала обороты и вовлекала даже тех, кто раньше предпочитал отмалчиваться.

Такая реакция порождала растерянность среди представителей власти — создавалось впечатление, что условное начальство действительно не знает, что делать. Вслед за растерянностью следовало тактическое отступление. В Екатеринбурге был убран забор. В случае с Голуновым суд назначил журналисту домашний арест (чего практически никогда не бывает по статьям о сбыте наркотиков). В обоих случаях угроза не ликвидирована, но на крайние меры власть все же не решилась.

И вот теперь вопрос. Почему вдруг сценарий власти сломался? Видимо, дело в том, что представления власти об обществе оказались далеки от реальности. Российское государство за последние 20 лет рисовало себе и нам совсем другой портрет общества — разделенного, пассивного, не способного ни на какие самостоятельные действия и полностью подчиненного государственным властям. Портрет был таким убедительным, что власть сама в него поверила и расслабилась.

И вдруг выяснилось, что эти представления власти об обществе были иллюзией. Здесь лучше всего воспользоваться метафорой, которую предложил в своей статье помощник президента Путина Владислав Сурков. Он писал о некоем «глубинном народе», про который власть ничего не знает.

«Глубинный народ всегда себе на уме, недосягаемый для социологических опросов, агитации, угроз и других способов прямого изучения и воздействия. Понимание, кто он, что думает и чего хочет, часто приходит внезапно и поздно, и не к тем, кто может что-то сделать», — говорилось в статье Суркова. Его слова оказались пророческими.

Разумеется, помощник президента имел в виду немного другое. Скорее всего, он хотел показать российский народ еще более патриархальным, антизападным и почвенническим, чем о нем принято думать.

А оказалось, что «глубинный народ» совсем другой. Он не хочет терпеть вопиющей несправедливости, он способен давать коллективный отпор и он очень хочет, чтобы власть его слышала.

Тут нужно сделать еще одно важное замечание. «Глубинность» — это не какое-то особое свойство людей. Это те же самые люди, которые ходят по улицам, читают новости, общаются друг с другом. В них нет ничего глубинного самого по себе. Глубинным народ становится, когда власть не хочет и не может понять его, когда она (власть) настолько отрывается от реальности, что не способна просчитать реакцию людей на свои действия. Получается, что это характеристика не народа, а власти. Если народ вдруг стал «глубинным», значит в государстве что-то пошло не так.

Алексей Шабуров