Алексей Беззуб про сквер, дороги и общественную деятельность

Протесты в сквере изменили политический ландшафт Екатеринбурга. На первый план в политической жизни города вышли общественники. Как оказалось, их влияние куда выше, чем считали власти. Обсудить происходящие события мы решили с одним из самых известных общественников города — бывшим членом Общественной палаты Екатеринбурга, координатором проекта «Дорожный ревизор» Алексеем Беззубом.



Про общественную деятельность

— Недавно был год, как тебя исключили из Общественной палаты. Как ты себя сейчас позиционируешь, не изменилось ли твое отношение к общественной деятельности?

— Ключевым моментом было, конечно, сфабрикованное уголовное дело и неправосудное, на мой взгляд, решение. Это был переломный, ключевой момент. Я чувствовал, что некоторые думают, что я уйду из общественной деятельности. Я понимаю, что есть заказчики этого дела, они хотят, чтобы я сел дома, тогда они бы достигли своей цели. И как бы ни было тяжело и противно, я понимал, что я не должен садиться дома — это раз. А во-вторых, в большой степени сказалась поддержка людей, в том числе журналистов.

— Чем сейчас занимаешься?

— Тем же, чем раньше занимался. Я наполняю свою жизнь. Моя общественная деятельность — такой философский вопрос. Человек живет какое-то время, и потом надо подвести какой-то итог. Поэтому я занимаюсь семьей: у меня четверо детей, занимаюсь их развитием. Поэтому работа, семья, общественная деятельность. Я критикую городскую администрацию, и критикую за дело.

Насчет Общественной палаты — института, который называли бесполезным органом, даже когда Ройзман нас туда выдвинул. Я тогда отвечал, что Общественная палата определяется людьми. Если зашли люди, которые готовы работать, двигаться, значит, Общественная палата будет функционировать.

— Но они не сами туда заходят.

— Да, нужен Ройзман, такой же общественник, политик своеобразный. Нужно желание власти разговаривать. Сейчас, на мой взгляд, власть пытается балансировать, найти середину и отсекает всех несогласных, всех смутьянов. И затаскивает каких-то никчемных, некомпетентных людей, которые будут сидеть тише воды, ниже травы.

Приведу пример по благоустройству. Вице-мэр Бубнов. Я вчера в первый раз увидел его на комиссии с депутатами. Его функционал — ничего не делать, ходить на совещания, болтать, изучать какой-то непонятный опыт. Он девять месяцев проработал — ничего не сделал, только все ухудшил. Система набирает таких людей. Мое мнение: они это делают для того, чтобы сохранить баланс, этих никчемных людей набрать большую массу, и они не будут никуда дергаться, а будут рассказывать сказки людям. Но события в сквере показывают, что эта ситуация ошибочная.

Про сквер и храм

— Раз уж мы заговорили про сквер. Где нужно построить храм и что сделать, чтобы конфликта больше не было?

— Это историческое событие для города, безусловно, и в нем много смысла. Основной смысл, я думаю, в том, что власть перестала слышать людей. И я как общественник считаю, что нужно просто вклиниваться в эту тему. Несмотря на предложения, где построить храм, давайте вернемся к теме, как вы будете узнавать мнение людей.

— Где все-таки должен быть храм? Надо его строить или не надо?

— Не должно быть благоустроенное место — то есть памятник Ленину не подходит, потому что он благоустроен. Не должно быть сквера, зеленой зоны — мы их защищаем, мы это приняли для себя. То есть сквер УрГУПСа не подходит. Не должно быть общественных пространств. И люди понимают, что общественных пространств уже нет, и готовы платить свои деньги. Если мы говорим, сколько надо собрать денег на выкуп гостиницы «Дели», то у нас сейчас есть цена: это цена квадратного метра в сквере. По-моему, 3 млн за 6 тыс. квадратов. Копейки. И эти копейки общество должно собирать.

— То есть твое предложение — «Дели»?

— Да, я склоняюсь к этому. Нужно неблагоустроенное место, недострой. Есть «Дели», есть Приборостроительный завод, есть парковка рядом с гостиницей «Исеть»: у нас в центре города который год там просто пустырь, недострой, где хотели делать офисник. Это снесенная телебашня — любой неблагоустроенный пустырь подходит.

— По последним событиям видно, что у нас общественники выполняют функцию, которую должны выполнять депутаты. Как так получилось, что у нас дума ни на что не способна, депутаты побоялись прийти в сквер?

— Потому что есть дума и Общественная палата, но ходили в сквер только люди Ройзмана — общественника, который привел реальных людей в Общественную палату. И они реально занимались общественными делами. Как только членов Общественных палат назначает администрация, сама никчемная, — такие же никчемные получаются члены Общественной палаты. И такие же депутаты. Это все — конгломерат. У нас же нет реального разделения властей — ни законодательной, ни судебной, а есть бесконечная имитация, в которой они уже попросту заблудились. Мы слышим депутата Колесникова, который говорит, что депутаты ничего не знают и что администрация принимала решение. Но ведь это он голосовал, руку поднимал.

На это смешно смотреть — таков уровень власти, к сожалению. Нет сильных лидеров — их «вымыли». Из Общественной палаты нормальных людей выкидывают; нужны такие, которые будут еще хуже никчемных чиновников. Но это не говорит о том, что институт не работает. Он очень легко восстанавливается.

— Нужна ли в принципе Общественная палата, если будет работающая дума?

— По опыту Общественной палаты могу сказать, как добились увеличения гарантии, чтобы не воровали асфальт. Приходили просто люди с улицы и говорили Липовичу. И он делал. А потом эти жулики начали откатывать назад ситуацию, то есть нас выгонять с забора кёрнов, хотя я планирую вернуться туда, ездить и мерить эти кёрны, куда меня три года уже не пускают. По гарантийным дорогам мы сейчас все вспомним.

Про дороги, Шарташ и квартальных

— В последние 2-3 года тема дорог ушла из политической повестки. Дороги стали лучше или что-то действительно изменилось?

— Тема ушла из повестки, потому что выделили денег на дороги. Это первый пункт. Естественно, ярких событий, автопробегов «РосЯмы» нет: поскольку мы общественники, а не политики, мы не боремся за власть, мы боремся за нормальный город. И если денег выделялось 70 миллионов рублей, то поднимали бучу. Как только выделяют два миллиарда — все, спасибо.

— Как их тратят?

— Как их тратят — становится следующим моментом. Тратит администрация. Из повестки тема ушла, поскольку общественная проблема была действительно решена, мелочевка, которую мы добиваем, не такая яркая. Но мы все равно держим ситуацию на контроле. Например, по прошлому году завышена цена бордюра: 70 млн руб. ущерб бюджету. Сейчас где-то 120 млн рублей ущерба. При новой администрации они как воровали деньги на бордюрах, так и продолжают воровать. Мы должны каждый год говорить: здесь 50 млн украли, здесь 100 млн. Должны уметь ждать. Рано или поздно ситуация поменяется, и все скажут: «Где наработки? Нам стало срочно интересно, нужна общественная работа».

— Еще одна приземленная в практическом плане тема — Шарташ. Одно время ее очень бурно обсуждали, но потом она тоже ушла из повестки. Что там происходит?

— Ничего не происходит — жулики пилят наш бюджет. Делают дурацкие бордюры, дурацкие тротуары. Мы ничего не сможем сделать. То есть мы должны просто отстаивать свою позицию и говорить, что проект плохой, там кошмар. Велодорожку сделают, она перезимует, и все увидят, что она нечищеная, весной там сугробы, вода и лужи. Придут журналисты, сделают свою работу. А, по-хорошему, надо ставить вопрос о компетентности министра природных ресурсов Кузнецова.

То же самое сейчас с уборкой города, с Бубновым. Этот человек вообще не в теме, уборкой не занимался, говорит только о том, что мы должны изучить какой-то опыт, посмотреть, как у коллег сделано, — то есть он вообще ничего не знает, ходит опыт собирает. 9 месяцев человек работает. Зимой снег не чистится, выход техники — 50%, людей — 30%. В городе сейчас дышать нечем, в том числе, это вопрос сквера, потому что Бубнов свою работу не делает. И люди выходят, начинают «качать забор» — а как по-другому? То есть локально виноваты олигархи, но если широко смотреть — виноват Бубнов, который не делает свою работу и не умеет заставить подчиненных.

Одно место гряземеса вытаскивает в город 800 кг грязи — мы это подсчитали. Либо Бубнов возвращается к теме штрафования гряземесов, и квартальные делают 20 протоколов в месяц — по одному на квартального. Либо ты убирай грязь быстрее, либо сделай так, чтобы ее не вытаскивали. Понятно, что Бубнов — плохой специалист: он не лидер, он некомпетентен, он не хочет работать, принимать решения.

Поэтому, если мы возвращаемся к Шарташу, — денег на его уборку выделяется меньше, чем на скверы в городе, соответственно, зачем ехать в Шарташский лесопарк, если скверы чище, чем он? Дальше мы увидим, как происходит коррупция: когда они выгоняют человека, который предложил 330 млн руб., и заводят своего подрядчика, который предложил 360, а потом нам рассказывают, что играет роль низкая цена. Общество и СМИ видят, как это все происходит.

— Это к вопросу о фейковых общественных структурах. Ты говоришь, что все равно растратят эти 360 миллионов. Экспертный совет при Шарташе, куда ты входишь, ни на что не может повлиять?

— У нас 3 июня будет второе заседание экспертного совета, на котором нужно дальше двигать эти вопросы: выделение денег на уборку, брать подлесок, про который мы говорили — сколько это стоит. То есть предъявлять претензии Зиганшину в плане уборки парка, чтобы он дальше их предъявлял своим начальникам. Это работа экспертного совета, она входит в наш функционал и не выполнена. Это мизернейшая работа, которая есть, но так действует вся система, все чиновники. То есть все ресурсы большая шишка пытается оставить у себя, выдав вниз какие-то крохи. Но эти крохи надо собрать.

Это такая же история, как с квартальными. Квартальный не определяет чистоту в городе, в районе — он просто переносчик фотоаппарата, который фиксирует нарушения. Но удалось на Уралмаше очистить всю ливневку. Старый район, старая ливневка. Но в 2016 году все колодцы были вычищены, и в 2017-м район не топило. Про рекламу на остановках — есть минусы и плюсы этой рекламы. То же самое по гряземесам. Там есть минусы и плюсы. То есть объективно это был репрессивный аппарат, но вопрос эффективности — можно или нельзя? Поправить колодцы на дорогах квартальные могут, хотя функционал мизерный. Эту работу надо полностью сделать, показать, как это надо, и идти за следующей работой.

— То есть ты все-таки за сохранение квартальных?

— Если честно, мне жалко 70 млн руб., которые на них тратят. Они сейчас не загружены работой, работают неэффективно, обходятся горожанам дорого, но приносят мало пользы, и, по-хорошему, их надо бы разогнать. Но я понимаю, что эта неэффективность идет от существующей городской власти. Как только придет нормальный руководитель, служба квартальных заработает.

— Что нужно для этого?

— Я бы Алексея Эдуардовича [Бубнова] уже выгнал, но кто вместо него? Благодаткова разбирается в этом вопросе, глава Кировского района Лошаков кратно увеличил выход техники — значит, тоже может. То есть его можно рассматривать, в качестве заместителя по благоустройству — тоже может быть. Любой человек, который занимается общественной работой, связанной с транспортом, парками и скверами, уборкой, дорогами, может заменить Бубнова.

— То есть вопрос не в системе и не в количестве денег, а в личностях? Взять другого человека, и квартальные заработают лучше?

— Я ни одного квартального не выгнал, а эффективность была совершенно сумасшедшая.

Кого заменить, как заменить — элементарнейший управленческий вопрос, который наши назначенные мэры не могут решить.

— Хорошо, человек попадает в эту систему, хочет сделать что-то лучше…

— Он получает три года условно.

— Так зачем ему делать что-то лучше и получать три года, если он может сидеть, как Бубнов, и все у него прекрасно?

— Он живет свою жизнь. Не все люди — бубновы.

«Политсовет»