«Это не наша война»: рассказ уральского ополченца из Донецка

То, что на юго-востоке Украины воюют ополченцы с Урала — давно уже не секрет. За последние месяцы появлялось немало новостей о погибших и раненых уральцах, решивших воевать за так называемую Новороссию. Кто-то из них задерживается там надолго, кто-то довольно быстро возвращается назад. С одним из тех, кто решил вернуться — бывшим ополченцем по имени Дмитрий (свою фамилию и другие личные данные он попросил не публиковать) — удалось поговорить корреспонденту «Политсовета». Рассказ Дмитрия, несколько обрывочный и не лишенный некоторых неувязок, мы публикуем в том виде, в каком услышали его сами. Не ручаясь за правдоподобие всего сказанного, мы предлагаем читателям самим решить, стоит верить ему или нет.


Аэропорт Донецка. Фотография с сайта novorossia.su

— Дмитрий, что вас сподвигло поехать на Донбасс?

— Да, если честно, глупость. Я думал, там наша война, а оказалось — не наша. Пусть сами разбираются.

— Как вы туда добрались?

— Добровольцем. У меня знакомый уехал в начале августа. Прослужил там 2 месяца и уволился. Всю их группу там разбили, и он уехал в Ростов. Я уехал в октябре, встретился с ним в Ростове. Он мне дал рекомендацию, что вот приедут специалисты. На самом деле я даже в армии не служил. Мне дали автомат и сказали: «Разбери». Я снял магазин и сказал, что больше не умею. За сутки научили с завязанными глазами собирать, разбирать.

— У вас проблем с переходом границы не возникло?

— Возникли. Украинцы хотели расстрелять на границе. Нас вывели с паспортами из машины, велели раскрыть сумки. Там военных вещей не было. Они спрашивают: «С какой целью?». У меня фамилия как бы украинская, я сказал, что еду к дедушке. Они спросили: «На какой улице живет дедушка?» Я говорю: «Не знаю. Дом разбомбили. Он меня встретит. А эти люди едут со мной, потому что страшно одному ехать». Они спросили: «Не в ополчение?» Я сказал: «Нет», и они пропустили. В Донецке нас встретила машина и сопроводили до части.

— Украинские военные всю границу контролируют?

— Нет. Там полукруг. Мы ехали через Успенку – это поселок на российско-украинской границе. Обратно едут через территорию, которую контролируют ополченцы. Я договорился с командиром, чтобы домой уехать. Он договорился, чтобы нас особым маршрутом провести.

— Сколько вы пробыли в Донецке?

— Около двух месяцев.

— Сколько там российских добровольцев?

— Там все добровольцы — наши. Там денег не платят вообще. Первое время сначала на своем довольствии, то есть чем люди кормят. После одного месяца — довольствие российское, то есть там были военнослужащие российской армии. Но они там были негласно. Без знаков, без шевронов.

— Как они там оказались?

— Ну, они также едут добровольцами. Очень много ребят из Челябинска. Они увольняются по своей воле. У кого-то там пять детей, и едут. Кто-то с девушкой поругался, кто-то развелся. Больше вот так вот.

— Как местные жители к добровольцам относятся? Какая обстановка в городе?

— Донецкие очень хорошо относятся. В Мариуполе был — тоже хорошо. Подкармливают, подбадривают. Обстановка, можно сказать, спокойная. Слышно как работают «Грады». Взрывы и выстрелы слышны, но ближайшие боевые действия идут в 5 км примерно.

— Местные жители себя видят отдельно от Украины?

— Да. Но они ушлые. У них огромный оборот денег. Заводы по-прежнему работают. Товар в основном в Россию идет. Заводы говорят, что обеспечены контрактами до Нового года. При этом местные пытаются там нажиться. Они продают уголь Украине в 4-5 раз дешевле. Продают фурами. Мы на блокпостах стояли и выжидали эти фуры. Кабели тоже продавали. Все продают Украине за копейки, потому что жить не на что. Последний раз видели пособие летом. С Украины сейчас ничего не поступает.

В начале весны командиры сказали, что будут вести наступательные действия с Донецкой области. Для этого им нужно 11 тысяч военнослужащих.

— Где они столько планируют набрать?

— Хотят у России. Они собирают подписи для вступления в автономный округ Российской Федерации. Пока на границе с Ростовской областью стоят танки и «Грады». Стреляли ли они — я не видел. Там сейчас позиционная война. Контактного боя нет. Были случаи, когда они малыми силами пытаются прорваться, захватывая блокпосты. Отравляют водоемы, глушат рыбу.

— Как с коммуникациями в Донецке?

— Был случай, когда водоочистные сооружения разбили в районе аэропорта. Три дня без воды сидели. Два водоема осталось действующих. Россия негласно, но помогает. Та же гуманитарка, там в основном оружие.

— А как ее прячут, там же вроде досмотр?

— Украинцы боятся досматривать гуманитарку. Например, едет «Газель» с пластиковыми окнами, там видно чем она забита. Те, что закрыты — это оружие. Очень много оружия. Я когда уезжал, к нам приехали две машины, груженные оружием. Там были мины, турели, пулеметы, АГС «Утес», много ящиков с патронами. Снимать груз никто не давал.

— Вы лично видели, что в гуманитарке оружие?

— К нам приходят КамАЗы, мы разгружаем их себе на склады и раздаем уже другим. Мины крупнокалиберные. Тоже себе сначала. Начиняем их взрывчаткой, взрывателем. Запретное оружие не используем.

— А техника чья?

— Техника в основном трофейная. У нас была 4-я часть. Около 100 украинцев перебежали, когда их взяли в кольцо, и сдали свои БТР.

Там есть «Восток» — это передовая, есть «Оплот» — это блокпосты и военная разведка, которая работает «Градами». Я служил в разведке. Нас ставили на разведку. Мы пересекаем украинскую границу, ищем части противника, даем координаты. Подъезжают две машины «Града» и начинают по ним работать. Они просто подъезжают к границе. У них наших танков я видел два. Это не украинские, донецкие. Одни работают на выезде. Другие в городе, к примеру, разоружают казаков, которые занимаются крышеванием. Когда был конфликт в мае, оружие раздавали всем кому попало. У казаков оружие осталось, воевать им уже неохота. Воюют ополченцы, а они крышуют. То есть они заходят в торговый центр и говорят: платите деньги. Таких мы разоружаем. Обходилось без убийств. Были выстрелы, но убивать не приходилось. Среди ополченцев таких не было, только среди казаков.

— Потери большие среди ополчения?

— С мая месяца в военной разведке из 1 100 человек осталось 500, то есть меньше половины. За месяц мы потеряли 10 человек. Это одна треть из личного состава.

— Почему вы уехали?

— Я с подругой поругался, она сказала: «Хватит. Навоевался». Это на самом деле не наша война. Они сами разберутся, без добровольцев. Они на самом деле трусливые. Их пока беда не коснется, они оружия не возьмут. Были у нас добровольцы с Украины, которых призывали в военкоматы, а они к нам переходили.

— Много ли ополченцев уехали насовсем оттуда?

— Человек 5 из наших двух групп. В принципе, этих потерь не ощущаешь. Один человек ушел, другой пришел. В общем, разведки частей 4 или 5. У нас была третья часть. На каждом построении был министр обороны с позывным «Гюрза». Он всегда был с нами на передовой. По его словам, он получает приказы от Путина. Как они связываются, неизвестно. Он не подчиняется донецкому правительству.

— Там все за идею были? И за какую идею?

— Да, там все были за идею, чтобы не было фашизма.

— С военнопленными как обращаются?

— Там не берут военнопленных. Если берут, то по случайности в городе. Такой приказ, чтобы не брать военнопленных. Если мы возьмем пленного и будем просить, то у них тоже нет пленных. Они их не берут. Они едут в города, берут мирных жителей и обменивают. Смысл тогда брать пленных?