Пандемия еще не закончилась, но уже сейчас можно отметить несколько политических изменений, связанных с ней.
Фото с официального сайта Государственной думы РФ
«Голосование на пеньках»
Коронавирус и связанные с ним страхи оказались очень удобны для изменения системы голосования на выборах. Первая проба новой системы прошла летом 2020 года во время голосования по изменению Конституции. Это голосование должно было состояться еще в апреле, но из-за пандемии было перенесено на 1 июля.
Власти под предлогом санитарно-эпидемических мер придумали несколько новаций в избирательном процессе. Во-первых, само голосование растянули на неделю. Во-вторых, было разрешено голосовать вне помещений избирательных участков (в народе это назвали «голосованием на пеньках»). Опыт признали удачным, и спустя несколько месяцев — снова под предлогом защиты населения от вируса — новый порядок голосования был распространен уже на все выборы.
Теперь голосование на выборах, в том числе и в Госдуму, может длиться в течение трех дней. Нет особой нужды говорить, что это сильно усложняет процедуру независимого наблюдения и, наоборот, расширяет возможности для фальсификаций.
Строгость законов компенсируется выборочностью их применения
Пандемия COVID-19, несомненно, ухудшила ситуацию с законностью в России и еще сильнее ослабила то, что когда-то называлось «правовым государством». Как только вирус пришел в Россию, федеральные и региональные власти приняли целый ряд нормативно-правовых актов, ужесточивших санитарный режим и установивших наказания за его нарушения.
Проблема в том, что эти законы и акты исполнялись выборочно как самими властями, так и гражданами. В каких-то регионах за соблюдением масочного режима следили строго, в каких-то нет. В одних случаях нарушителям выписывали крупные штрафы, в других ограничивались устными предупреждениями или вообще закрывали глаза. Некоторые меры вообще остались только на бумаге: например, в Свердловской области до сих пор действует режим самоизоляции для пожилых людей. Стоит ли говорить, что эту норму не соблюдает уже никто?
Такое выборочное применение законов — это плохо. Во-первых, потому что само по себе порождает и расширяет ситуацию произвола. Произвол, как ржавчина, разъедает всю правовую систему. Во-вторых, люди прекрасно чувствуют эту неопределенность и необязательность законоприменения и проецируют это отношение на все законы в целом. В итоге все делают вид, что соблюдают законы, но на деле получается когда как. Так что если о проблеме правового нигилизма говорили и раньше, то COVID-19 ее только усугубил.
Протесты под запретом
Коронавирус дал прекрасный повод для запрета массовых публичных мероприятий, в первую очередь митингов, особенно оппозиционных. Фактически в стране действует полный запрет на публичные протесты, обоснованный вполне легитимной заботой о здоровье граждан.
Если же кто-то несмотря на запрет властей все-таки выйдет протестовать, то за этим последует сначала разгон такой акции, а потом еще уголовное дело о злостном нарушении санитарно-эпидемиологических требований.
Нет особой нужды говорить, что и в этом случае запрет на массовые мероприятия действует выборочно. Например, власти все-таки провели в прошлом году парад Победы. В регионах, хоть и не так массово, но иногда проходят патриотические мероприятия. В Крыму к годовщине воссоединения с Россией и вовсе решили этот запрет отменить, чтобы провести праздничные мероприятия. Как говорится в известном интернет-меме: «Вы не понимаете, это другое».
Скрытое недоверие
Еще одна вещь, которую обнажил и показал коронавирус, — это скрытое недоверие людей к власти. Если смотреть на стандартные рейтинги социологов, то поддержка власти по-прежнему высока: на словах большинство россиян не демонстрирует никакой оппозиционности.
Но когда доходит до конкретных действий, то оказывается, что реализовывать установки власти в своем поведении готовы далеко не все. В первую очередь речь идет о вакцинации. Сколько бы власть ни говорила о необходимости ставить прививки, доля людей, которые не собираются делать этого, по-прежнему очень высока. Хотя, казалось бы, 86% должны откликнуться на призыв «партии и правительства» и записаться в очередь на вакцинацию. Но этого не происходит, из чего можно сделать вывод, что государство для россиян — это начальник, но не авторитет. И пока прямого приказа не будет, люди будут избегать подчинения. Собственно, это один из самых сильных социальных страхов последних месяцев — что на прививку будут отправлять принудительно.
Впрочем, удивительная гармония общественно-государственных отношений присутствует и в этом случае. Неохотное желание россиян вакцинироваться прекрасно дополняется невысокими темпами производства вакцин и доставки их в регионы.
Изоляция власти
Принудительная изоляция, которую принес нам коронавирус, коснулась не только граждан, но и власти. Причем речь не о фигуральной изоляции власти от народа, а именно о физической изоляции наделенных властью персон, в том числе и друг от друга.
В таких политических режимах, как существующий сейчас в России, личные контакты значат очень многое, особенно если речь идет о контакте представителей высшей элиты с президентом. Именно президент — конечная точка всех важных решений, вершитель судеб и верховный судья. От того, кто первым попадет к нему на прием (и попадет ли вообще), зависит очень многое. Люди, имеющие личный доступ к президенту, — это и есть носители власти.
И вот в 2020 году доступ к «первому лицу» резко ограничился. Возможность пожаловаться Путину, попросить у него денег, пролоббировать проект, продвинуть какое-нибудь кадровое назначение сократилась. Очевидно, что по видеосвязи многие вопросы не обсудишь — слишком велика вероятность утечки. И в этом плане политическая конфигурация российской власти изменилась кардинальным образом.
Круг лиц, способных попасть на личную встречу с Путиным, уменьшился. Зато в выигрыше оказались те, кто по долгу службы всегда должен иметь доступ к президенту — это в первую очередь работники органов безопасности, личная охрана. Это неизбежно должно было привести к росту их политического влияния. И вот вопрос — не стало ли это причиной тренда на «силовизацию» российской политики, отчетливо наблюдающегося в последнее время?
Цена жизни
Наконец, еще один вопрос, над которым нас заставил задуматься коронавирус, — это вопрос о ценности человеческой жизни в России. По данным Росстата, в 2020 году в стране умерло на 312 тысяч человек больше, чем в 2019 году. Очевидно, что как минимум часть этой избыточной смертности должна быть связана с COVID-19. Нужно ли было для спасения этих людей (и тех людей, которые еще могут заболеть) вводить более строгие ограничения — это тоже, в сущности, политический вопрос. И то, как на него ответили власть и общество, дает пищу для серьезных размышлений.
Алексей Шабуров
Информационное агентство «Политсовет» 2003-2021