Если говорить в целом, стабильность любого общества зиждется на ощущении справедливости существующего порядка. Понятно, что абсолютной справедливости нет и быть не может, но пока население не чувствует какой-то вопиющей несправедливости, причем на собственном примере, оно будет поддерживать власть и относиться к ее действиям лояльно, закрывая глаза на отдельные недостатки.
Такой баланс сохранялся в России на протяжении последних 18 лет. Россияне могли быть недовольны какими-то частными моментами, но в целом всех всё устраивало. Благосостояние большинства людей постепенно росло, а потому можно было не обращать внимания на то, что благосостояние элиты росло куда как быстрее.
Именно поэтому антикоррупционная повестка так и не привела к радикальному росту протестных настроений в России. Дворцы, яхты и миллиарды российских чиновников оставались для большинства россиян абстракцией, не имеющей приложения к реальной жизни простого человека. Обычный россиянин вряд ли видел взаимосвязь между своим уровнем жизни и роскошью, в которой купается элита.
Но повышение пенсионного возраста может нарушить этот баланс — именно потому, что будет восприниматься большинством населения как вопиющая несправедливость. Едва ли не впервые нынешняя власть затеяла реформу, которая ухудшает положение почти всего населения разом. Доводы о том, что повышение пенсионного возраста приведет к увеличению пенсий, не сработают. Здесь дело уже не в абстракциях: каждый человек на своем примере видит, что ему придется работать больше и есть шанс до пенсии вовсе не дожить.
Но дело даже не в этом. Дело в том, что люди на сей раз отчетливо понимают: элита готова ухудшить положение большинства населения, но не готова хоть в чем-то ограничить себя.
Государство впервые за долгое время пошло на столь явное размежевание между обычным населением и собственным чиновничье-силовым аппаратом. Для первых пенсионный возраст повышают, для вторых — нет. Каждый россиянин теперь понимает, что он до 65 лет будет из своего кармана содержать силовиков и других ветеранов госслужбы, вышедших на пенсию в 45 лет. Эта разница в 20 лет между обычными и «государевыми» людьми может оказаться критической.
По сути, перед нами дальнейшее закрепление сословного строя, причем уже неприкрытое. Правящий класс в широком смысле оформляется в отдельное сословие, чьи права и привилегии уже официально отличаются от прав остального населения. Если раньше о сословном характере российского общества говорили лишь отдельные эксперты, то теперь к такому выводу может прийти каждый россиянин: для этого ему достаточно сравнить свой пенсионный возраст с пенсионным возрастом любого полицейского. Обострившиеся противоречия в дальнейшем могут положить начало тому, что в марксизме называлось «классовой борьбой».
Итак, сословный принцип теперь манифестирован открыто. Вопрос лишь в том, готовы ли россияне жить в подобном сословном обществе. Обосновать справедливость сословной структуры у государства вряд ли получится, а значит будет расти ощущение несправедливости и, как следствие, общественное недовольство. Это недовольство можно либо не замечать, либо незаметно гасить, либо открыто подавлять. Российская власть, похоже, пока не определилась, какой из вариантов выбрать.
«Политсовет»
Информационное агентство «Политсовет» 2003-2021